Что в Финляндии празднуют 28 февраля, или Где стоит Леннротова сосна?

Сегодня 28 февраля. Наши западные соседи отмечают День народного эпоса «Калевала». Для финнов это память об истоках карело-финской культуры. О нынче уже далёком XIX веке и людях, живших и творивших в то время.

В 1809 г. закончилось многовековое шведское господство. Финляндия присоединилась к России. Причём, не на правах обычной губернии, а как Великое княжество Финляндское. Получив при этом не только первую столицу – Хельсинки, но и свой орган представительной власти – сейм, свои законы, армию, деньги и... И возможность для самостоятельного развития национальной культуры и языка. Ведь до этого только единицы, такие, как Якко Ютейни, писали финноязычные стихи, ориентируясь на ритмику устного народного творчества.

Складывающаяся финская нация начинала осознавать себя как единую общность и нуждалась в произведении, которое смогло бы рассказать не только им самим, но и соседям, о том, что не сегодня и даже не вчера появились они на этой земле. У них есть своё, не менее героическое, чем у греков, германцев или саксов, прошлое. И будет будущее. Тоже великое.

Таким произведением стал созданный Элиасом Леннротом эпос «Калевала». Именно созданный. Эпос – не механическое воспроизведение записанных поэтом народных песен (рун). Гений Леннрота в том, что он одним из первых понял ошибочность этого пути. И начал писать собственную поэму. Пусть народными строками, но редактируя их и обогащая. Создавая новые эпизоды и конфликты. Те, которых в народной поэзии не было.

В результате в 1835 году из печати выходит первая редакция «Калевалы». А ещё через 14 лет – вторая, расширенная. Это произведение стало поворотным моментом финской культуры, сделав известным маленький северный народ сначала всей Европе, а потом и остальному миру.

И теперь по всей Финляндии 28 февраля проходят памятные тематические уроки и вечера, а в ресторанах посетителям предлагают попробовать традиционную карельскую кухню.

Почему именно карельскую? Да уж исторически так сложилось, что в самой Финляндии древние элементы культуры финно-угорских народов уже в XII-XIII веках были почти полностью уничтожены крестоносцами. А по тому, что смогло уцелеть, достаточно безжалостно прошлось многовековое шведское господство. Вот так и получилось, что истоки финской культуры лучше и полнее сохранились в Карелии. В карельском устном народном творчестве. Ведь ни для кого не секрет, что большую часть рунических песен, ставших основой «Калевалы», Леннрот записал в России. А точнее – в Беломорской Карелии, как она тогда называлась.

Жива ли ещё Леннротова сосна?

Но, взяв у нас, соседи не только записали, систематизировали, переработали и дополнили, а принесли в общемировую копилку, сказали: «Вот. Наше. Берите, читайте. И… Помните!»

А мы? Помним? Бережём? Жива ли ещё Леннротова сосна? Она ведь не там, за пограничными и таможенными постами пунктов перехода государственной границы. У нас. В небольшом посёлке Калевала, что на северо-западе Карелии.

* * *
Вот только кто про Калевалу ту слышал в приснопамятные времена национального угорского осознания? Она ж ведь только при Советской власти Калевалой стала, в честь именно этого эпоса, руны которого Элиас Леннрот как раз в тех краях в конце позапрошлого века записал. А до того посёлок Ухтой именовался. Да вот незадача: пока в феврале 1922-го красный герой Тиммо Антикайнен не разогнал этих балбесов, они ж власть Советскую и признавать не хотели! Провозгласили республику Ухтинскую и думали жить-поживать…

Да не тут-то было! В общем, разогнали республику, а посёлку имя новое дали, мол, кто старое помянет, так Соловки – вот они, рядышком...

Правда, нынче в Калевале от эпоса один обрубок остался.

Давно, это было... Когда конкретно, так, с кондачка, и не вспомнить. Но знающие люди рассказывали.

* * *
В давние, ещё советские времена, сосна Леннрота, сидя у которой, он под шелестящий аккомпанемент её ветвей записывал Архиппа Пертунена и иных сказителей-рунопевцев, прям на берегу Среднего Куйто стояла.

Среднее Куйто. Вот он, исток

А недалеко от него, тоже почти в водоохранной зоне озера, то ли амбулатория какая, то ли райполиклиника, в которой был главный врач. Бди-ительный такой врач. Ну, для пограничья это недостатком в те давние времена не считалось. Вот только лени-ивый… Нет, чтоб работать, так он в окошко уставится и бдит.

И вот как-то поздней осенью… Снега ещё не было, но прохладненько так. Врач, как обычно, в окошко и – бдит. А что бдить? Всё, как обычно: лес, озеро, небо. По небу – тучи. Низко-низко так.

Только смотрит: два погранца… А, к слову, там стоял, стоит и стоять, наверное, ещё долго будет, Калевальский погранотряд. Так вот...

Эти два, порядком иззябнувших воина, тащат обычную двуручную пилу и... И, о ужас(!), – прям к священной реликвии суседского государства и всей мировой обчественности. Прислонили к стволу сосны и вжик-вжик... Не торопясь так, размеренно. Вжик-вжик...

Ну, главврач-то себе и смекнул: «А чисто ли то дело?» Да нет, чтоб выскочить, затрубить в трубы иерихоновы, забить в барабаны, кликнуть вече народное. Не-ее... Мало ли. А мож, то ОРГАНЫ такой приказ отдали? Погранцы ж – не просто воины. Они – воины элитных войск Комитета Государственной Безопасности СССР. Оплот государственности, ну и всё такое прочее. Ни с того, ни с сего воины не выйдут с казармы. Знач, приказ свыше даден! Начнёшь бить-трубить-созывать, дак сам же под те фанфары и загремишь. Нет, не прост наш главврач-то был! Ох, ка-ак непрост... Он к телефончику: «Аллё-аллё! Девушка? Мине первого секретаря обкома партии!»

Пока выясняли, кто, откуда, зачем и по какому вопросу посмел... Пока Первый до республиканского управления КГБ дозвонился… Пока Главный по этому делу по своим каналам командира погранотряда вызвонил… Пока командир с бодрствующей сменой караула к озеру прибежал… Сосна-то, того... Фьюить. И с берега. Ну, как и не было её...

Хорошо, командир ушлый был, сразу «в ружьё» протрубил и весь личный состав отряда на плацу построил.

Как потом дознание показало, пока они строились, от сосны той, что благополучно к кухне переместилась, уже два чурбака отпилили, раскололи и в печку побросали. И как объясняли воины кухонного наряда, те, что с пилой бегали: они, мол, умные, зелён-зелёные деревья не рубили и не пилили. «Как можно! То ж лес – добро народное. А эта засохшая кривуля – ну, кому она нужна?! Зато – сухостой. Горит-то как! Вы б посмотрели, таищ командир... Сами б порадовались».

* * *
Вот потому, чтоб у воинов новых призывов никаких соблазнов больше в жизни не было, спасённый общими усилиями обрубок сосны Леннрота отволокли к райкому партии и с почётом водрузили прям под окнами Первого районного.

Утром на работу пришёл, в окно выглянул – стои-ит. Отзвонился, куда положено… Вечером уходить с работы – выглянул, отзвонился. Ну, а ночью... Ночью кто границу на замке держит, а кто в казарме спит. Или вид делает, что спит.

А вольный народ в посёлке смирный. Ну, сдалась ему сосна та! И без неё дров на год вперёд заготовлено. Хороших, берёзовых. Эт же только полные балбесы не местные, равно как, впрочем, и не полные, с сосны дрова хорошими считают...

* * *

У этой самой сосны и записывал Элиас Леннрот карельские руны

Конечно, всё то, что выше – байка. Но ведь сказка – ложь…

Да, жива. Жива Леннротова сосна. Стоит... В небольшом карельском посёлке с гордым, эпосным именем.