Международный женский день: что это за зверь такой?

8 Марта, Международный женский день – одно из самых непонятных празднеств, некое календарное недоразумение, день, в который мало кто может дать простой ответ на простой вопрос: а, собственно, что мы на наших постсоветских бескрайних просторах празднуем?

Если мне не изменяет моя изменчивая память, то Роза Люксембург и Клара Цеткин, якобы приложившие к этому празднику свои руки, задумывали его как день борьбы за права женщин-работниц. В некоторых слабо развитых странах дело Розы и Клары до сих пор живет. Там женщины выходят с плакатами «Женщин в парламент!» или «Защитим женщин-тружениц рисовых полей!». То есть защитим, отстоим женщину-работницу, женщину-труженицу, женщину-жену (мать, еще кого).

Ну, ладно там Новый год. Один год закончился, другой начинается. Один оборот Земли вокруг Солнца. Конец одного земного цикла и начало другого. Неумолимая система начинаний и окончаний, которой человек неумолимо меряет все свое существование. Естественно. Само собой. Понятно.

Или, например, 23 февраля. Хотя весьма иначено-переиначено, но также весьма символично: определенно исконное празднование «рождения» Красной Армии, «которая всех сильней». Потом Красной Армии и Военно-морского флота. Теперь День Защитника Отечества. Воздаяние почестей человеку с ружьем, за наш мир и крепкий сон, с некогда одновременно подразумеваемой гордостью за то, что нас все боятся. Согласны мы или не согласны, с исторической или, например, пацифисткой точки зрения – уже второй вопрос. А вот ответ на вопрос первый – что, зачем и почему – вроде, как ясен.

День работников торговли, День взятия Бастилии, День космонавтики – понятно. Есть действие, труд и подвиг – есть их герои – есть некая надуманная символичность – есть почести и почет. А вот Международный женский день, который, кроме как в странах бывшего СССР и нескольких других развивающихся странах, нигде не отмечают, да и где этот день имеет самые разные оттенки и интонации, начиная от борьбы за равные возможности и заканчивая борьбой за права женщин-работниц борделей – но который, тем не менее, «международный» – это как? Лицемерно воздавать «Дорогие женщины, мы поздравляем вас за то, что вы женщины» – все равно что курицу поздравлять с тем, что она курица, а не верблюд. Или поздравлять ребёнка с тем, что он пока ребенок, а еще не взрослый. Быть ребенком, курицей или женщиной – нет никакой заслуги. Это естественно и само собой разумеется. Как быть камнем или деревом.

Я понимаю, День матери, например. Нелегкий материнский труд сделать из куска кричащей протоплазмы то, что может называться человеком. Или День доярки. Это та работа, тот нелегкий труд, за который человека можно чествовать и поздравлять. Или даже День хранительницы очага. А также День борьбы за права женщин в промышленном секторе или День защиты женщин от семейного насилия, но вот День женщины – прошу, убейте меня не больно, никак не могу расшифровать.

Загодя, уже числа пятого, невзирая на еще зимнюю непогоду и на полный рабочий день, принесший рутинную усталость, легионы женщин, надев свои лучшие обновы, закинув высоко горделивые носики и прицепом таща на буксире своих суженых, благоверных и единственных, которые в этот сладостный момент выполняют одну-единственную функцию, самую главную после первой, воспроизводственной – платежеспособную, подобно воинствующим девам-валькириям, неудержимо устремляются во всевозможные шопы, бутики и на базары, дабы собрать свои, в эти дни, по праву трофеи.

Первым делом они выискивают, с чем бы себя поздравить. И в эти минуты лучше не стоять на их пути. Так жизненно необходимого оказывается так много: все, что может уместиться в гардероб.

Шпацируя мимо ярко освещенных витрин, ты не перестаешь дивиться тому, насколько полны все эти новомодные бутики с поддельным залейбленным барахлом из Турции и Китая теми, кто сами готовятся себя чествовать. Каким влюбленным жаром загораются их хищные глаза, как суетятся их жадные руки, как оживляются их уста.

Их благоверные, с приговоренным видом и с печатью вселенской скорби на лицах, останавливаются у порогов этих публичных домов торговли, словно боятся, что стоит им вступить туда, на это поле брани, как они будут выпотрошены самым безжалостным образом, изнасилованы и убиты. Самые отважные, вместе со своими раззадоренными амазонками, рискуют сделать несколько шагов навстречу своей погибели и даже отваживаются давать какие-то советы. Но их воительницы уже почувствовали запах крови, слов разума не слышат и без добычи не уйдут.

Выйдя из бутика, с какой-нибудь коробкой, а то двумя или тремя, счастливые и опьяненные этой кровью материального, эти гиены от вещизма гордо и важно устремляются в продуктовые ряды – и скупают, скупают, скупают. Сырокопченую колбасу – палками, вырезку – килограммами, заморские фрукты – авоськами.

Зайдя в один из таких неудачных дней, например, за буханкой хлеба и пакетом кефира, ты вынужден толкаться в этой толпе обезумевших людей, готовых тебя растоптать. Поначалу ты стараешься быть толерантным к этим твоим братьям и сестрам, но, потолкавшись в очередях, с отдавленными ногами, помятый и злой, ты с радостью и ненавистью выбираешься из этого вертепа ненасытных, радуясь тому, что в данный момент рядом с тобой нет той «единственной», которая бы, как и другие, с удовольствием потащила бы тебя через все эти круги ада.

В голову мрачно приходят еще более «скабрезные» мысли. Например, сколько бедных кур, свиней и телят было забито ради вот этого сумасшествия. Но это, что называется и вообще, моветон в приличном обществе потребителей и потребительниц, который огласке не подлежит. Как говорится, животное убить можно. Даже можно убить жестоко. Но нельзя об этом говорить.

На работе, где также на «десять девчонок по статистике девять ребят» – трое мужчин и семеро женщин, – предпраздничный день. Такой же праздник, как и тот, что следует за ним. Мы долго ломаем голову, что можно подарить нашим дорогим женщинам, чтобы совсем не разориться, долго ходим по магазинам и рынкам, чтобы придти к неутешительному выводу: подарить мы можем то же, что уже дарили. Среди безбрежного океана пошлого низкокачественного китча – гипсовых статуэток всех мастей, шатких-валких шкатулочек, все еще модных, но совершенно бесполезных ароматниц, кривоватых вазочек, мрачных лампадочек, вездесущих портретниц и прочего «мещанского счастья», мы мрачно и устало выбираем то, что уже кому-то дарили в прошлом году. И в позапрошлом. И в позапозапрошлом. А именно, кофейную чашку или шампунь, с цветочком. Да, еще и «шампусик» дамы пожелали. А к нему и конфетка полагается.

А на работе… на работе все собираются часа два. Дамы при параде, словно на выданье. Пафосная пошлая речь про женскую красоту. Вручение подарков. Поцелуи рук и щек. Все наигранно ритуальны. Важны – как на похоронах. Одни делают вид, что искренне говорят, добавляя для пущей убедительности «от всего сердца», «искренне», «смею заверить». Другие делают вид, что всему этому верят.

Чашки. Вечные чашки. Шампуни, гели для душа.У каждой из них таких чашек уже штук по пять. И шампунь, который, конечно, не подходит их типу волос. Или окрасу. Или просто не так пахнет. Но ведь важен не подарок. Важно внимание, не так ли? А внимание такое, что все это протокол – и не больше. В прошлом году пылкие поздравления директора и начальника с 8 Марта, с заверениями их «искренней» любви и верности, не помешали уже на следующий день двоих «прекрасных дам» уволить за пустяк. Протокол, однако. Чистая формальность. Слова. Женщины любят ушами. Собака лает – ветер носит.

Не раз задавал себе вопрос: неужели дорогие женщины не чувствуют, что мы, мужчины, столь помпезно отмечающие это событие, бегающие с высунутым языком на плече за подарками, патетически декламирующие обязательные поздравительные речи, над ними тоненько так насмехаемся? Неужели всякая зрелая женщина, при всей своей пресловутой интуиции, не чувствует того лицемерия, той лжи в уголках елейных бритых щечек, и ей лучше так, чем по-другому?

Нас обязали участвовать в этом глупом гофмановском церемониале, и рыпнувшись раз-два, получив по носу за наше неподчинение и вопрошание «А нельзя ли как-то по-другому – ну, типа, искренне, от души, когда она, эта душа этого попросит?», мы поняли, что этого пошлого бурлеска жаждут сами женщины. И что даже самые рассудительные и искренние из них никогда не одобрят твой принципиальный нонконформизм. А действительно искренние слова, в не совсем подходящий момент, примут за возмутительное нонкомильфо. Положено дарить чашку, выпивать прокисший виноградный сок с пузырями и заедать его соевой конфетой – будь добр, не трепыхайся. Делай, как все.

Конечно, проще и счастливее не задавать никаких вопросов. Делать то, что тебе говорят. Так, как от тебя ждут. Закрывать сладострастно глаза на умопомрачительные феминистские коллизии ума и сердца, когда одни и те же активистки борются и за равные права, и следом накидываются на всякого, кто, по их мнению, не желает быть настоящим мужчиной.